Попытки соединить между собой две великие реки предпринимались персидским царем Дарием I Гистаспом, потрясателем царств Александром Македонским, славянским князем-воином Святославом Игоревичем, турецким султаном Селимом II, реформатором Петром Великим. Но амбициозная задумка удалась лишь пламенному коммунисту Иосифу Сталину, не скромничавшему в выборе средств для его строительства и щедро удобрившему донские солончаки костями «заключенных каналоармейцев» — зэков.
Степной путь
Впервые идея сооружения рукотворного канала между двумя великими реками Танаисом и Итилем возникла еще в конце VII века до нашей эры, когда персидский царь Дарий I Гистасп погнал свою многотысячную армию в степи Причерноморья, преследуя непокорных скифов, отказавшихся дать мощнейшему монарху древности «земли и воды». Геродот, подробно передававший все сказки, слухи, сплетни и мифы о таинственной земле амазонок, описывая поход Дария, упоминает о не очень конкретных планах царя добыть себе «воды» посредством рытья канала для своего флота из Танаиса в Итиль. Однако великому царю катастрофически не везло: сначала он чуть целиком не положил войско в безводной Таврии, затем чуть не лишился оставленного на Дунае флота, а под конец жизни пережил еще и унизительную катастрофу при греческом Марафоне, что окончательно отправило шахиншаха в упокоительное путешествие в царство Ормузда. А с ним туда же полетела и мечта о канале. Однако ненадолго. Спустя полтора века смело раздвигавший пределы Ойкумены македонец Александр вспомнил о персидских планах. Как победитель другого царя царей знакомого имени — Дария III Кодомана — он унаследовал не только обширное государство, но и идею «внутреннего озера». Тем более что им были биты проживающие на побережье Каспия и бактрийцы, и согды, и массагеты. Однако окружению великого завоевателя уже отнюдь не улыбалось менять сладкие ночи Вавилона на насквозь продуваемую донскую прерию. Идею саботировали как могли, да и Александр, сам уставший от походов, особо на очередной авантюре не настаивал.

история
Третий знаменитый воитель лично успел «испить шеломом Дону». Киевский князь Святослав Игоревич в 965 году отправился «отмстить неразумным хазарам» в их собственных вежах. Князь-рыцарь в щепки разнес каганат, 300 лет наводивший ужас на южнорусские границы, сжег обе столицы Итиль и Семендер, а по огненному пути высказал «други своя» уже неоригинальную идею «хожения лодьями в Хвалынское море» не волоком, а через прорытый в Диком Поле канал. Для наглядности Святослав с дружиной почти в точности прочертил посуху тот самый маршрут, которым позднее был проложен сам Волго-Донской канал и где раскинулось Цимлянское море широко. Как раз на его дне остался хазарский город Саркел, взятый князем на копье в конце своего маршрута. Но и Святославу не пришлось начинать рыть канал. Слишком далеко от Киева и тем более от собственной столицы князя городка Дунайца, не любившего приволжские степи. На разгромленный Восток он больше не ходил, пошел «на вы» на Византию, по возвращении откуда попал в печенежскую засаду, оставив буйный череп хану Куре в качестве застольной чаши. В ней же надолго утонул и замысел строительства канала.

Чаша пьяницы
Через 600 лет за перемычку взялись по-настоящему. Сын великолепного Сулеймана I Кануни и славянки Роксоланы турецкий султан Селим II Пьяница в 1569 году объявил поход на захваченную русскими войсками стрелецкого воеводы Ивана Черемисинова и казачьего атамана Ляпуна Филимонова Астрахань. Поход лично разрабатывал великий визирь Мехмет Соколлу, ибо «оплот ислама» предпочитал больше проводить время не в бранных делах, а в гаремных забавах и за чарой зелена вина. Янычары терпеть не могли трусливого султана, дав ему кличку Мест (Пьяница). Однако босниец Соколлу, почитавший в свое время классиков, понял, что без флота крепость не взять, и реанимировал идею строительства канала между Волгой и Доном через Камышинку и Иловлю. Флот должен был транспортировать к Астрахани тяжелые осадные орудия, которые по бездорожью за полсотни верст перетащить на Волгу было бы невозможно. 2 июля 1569 года поход начали 3 тысячи землекопов, которые отправились к Азову на 15 галерах. Их сопровождали 5 тысяч расстроенных алкоголиком на троне янычар под командованием Касим-паши при 50 орудиях. Еще 30 тысяч должен был предоставить крымский хан Девлет-Гирей, у которого русские и отбили Астрахань.
Однако поход сразу же столкнулся с многочисленными проблемами, главной из которых был сам хан. Крымчак, у которого было полно забот на самом полуострове, категорически не хотел надолго его покидать. К тому же захват Астрахани с помощью турок, да еще с призрачной перспективой ее удержать, ставил Крым в серьезную зависимость от Высокой Порты, чего Девлет-Гирею совершенно не хотелось. Поэтому никакого рвения от орды османы не дождались. Хан попросту «торопился медленно». Прислал войска гораздо меньше, чем обещал, да и земляные работы были совсем не для степняков.
Наемные землекопы с янычарами долбили донскую грязь более месяца, пока «с великой бранью» не взвыли, что «даже всем турецким народом тут и за 100 лет ничего не сделать». Касим-паша опасался, что янычары могут в любой момент «перевернуть котел», что означало турецкий бунт также «бессмысленный и беспощадный», поэтому попробовал было перетащить суда с пушками волоком. Но крымчаки отказались дать для тягловых работ своих боевых скакунов, а от верблюдов было мало толку.
Полтора месяца бессмысленных потуг и препирательств привели к тому, что плюнувший на союзников Касим-паша отправил тяжелую артиллерию на судах обратно в Азов, а сам с ногайской конницей и легкими орудиями едва дотащился до Астрахани только к 14 сентября. Без осадной артиллерии штурмовать крепость было безумием, поэтому паша дал приказ строить лагерь для зимовки неподалеку. Но отсутствие съестных припасов, перспектива голодной зимы и известие о подходе к Астрахани русских войск во главе с воеводой Василием Серебряным вызвало-таки «переворачивание котлов» у янычар. Не исключено, что у турецкого страха оказались крайне велики глаза — князь Василий умер за год до осады. Да и не было у России тогда свободной рати, все войска были заняты в Ливонской войне.
Тем не менее отвратительная разведка сослужила туркам плохую службу. Касим-паша снял осаду и увел истощавших янычар назад, навстречу своему «шелковому шнурку» от хмельного Селима, оставляя в завьюженных донских степях сотни людских и конских трупов вдоль разрытой канавы несостоявшегося канала. Совсем как известный генерал Бонапарт два с половиной века спустя.
Пятый по счету самодержец лично принял участие в определении месторасположения вожделенного канала. К концу XVII века Петр I, еще не ставший Великим, начал рубку окна в Европу с «азовской форточки». Взяв крепость, царь основал Таганрог с расчетом сделать из него столицу России — душно ему было во враждебной реформам консервативной Москве. А новой столице нужны были и новые торговые пути. В частности, водный путь из Дона на Волгу и Каспий. Для чего юный царь, много беседовавший во время азовских походов с казаками о заброшенных турецких канавах, решил вернуться к проекту пьяницы Селима. Петр, которому удавались практически любые, даже самые фантастические задумки, обозначил трассу в полуверсте от заброшенного канала султана. Земляные работы в зоне будущего канала начались в 1697 году под руководством Иоганна Бреккеля. Мужички с кирками и лопатами были согнаны из Воронежа, Тамбова, Ельца, Курска, Козлова и Рязани. В теплое время года все бы ничего, в заморозки же мер народ толпами, в антисанитарии, голодухе и мздоимстве чиновников. Вскоре сбежал герр Бреккель. Государь привез из Великого Посольства другого инженера — англичанина Джона Перри. Работы возобновились, но вскоре заглохли совсем. Началась Северная война, которая потребовала землекопов уже с мушкетами против Карла XII. А мистер Перри перебрался строить каналы на Ладоге и Оке.
В 1702 году сооружение канала между Доном и Волгой было перенесено в район Иван-озера. Ивановский канал соединил Дон с притоком Оки рекой Цной через Иван-озеро и вытекавшую из него реку Шат. Проектом предусматривалась шлюзованная часть канала длиной в 210 верст. Если бы она была полностью достроена, то стала бы самой длинной из всех шлюзованных систем дореволюционной России. Через пять лет после начала строительства по Ивановскому каналу было проведено около 300 судов, хотя система оказалась очень маловодной. Вскоре после Полтавской виктории Петр претерпел позорную ретираду в Прутском походе, оставил Азов, срыл Таганрог, а вместе с ними и идею канала на Волгу.

«Пора тебе, Копченый, лес валить или канал какой-нибудь строить»
Последующие 200 лет необходимость строительства канала периодически будировалась отечественной общественностью. До 1917 года насчитывалось более 30 проектов соединения Волги с Доном. В одном из них даже поучаствовал тогда мало кому известный инженер-строитель Гюстав Эйфель. Лишь спустя несколько лет его имя в связи с сооружением самой знаменитой во Франции башни к Всемирной выставке в Париже уже начали произносить с проклятиями и восхищением во всем цивилизованном мире. Лучшим из проектов считался план русского гидротехника Нестора Пузыревского, который он представил в 1910-1912 годах. Специалисты называли его лучшим творением русской гидротехнической мысли. Но, не имея средств и не получив ниоткуда поддержки, он не смог даже обработать и опубликовать свои материалы. Да и не нашлось частных инвесторов, желающих вложить «долгие деньги» в столь амбициозный проект. Понадобился товарищ Сталин с его щедрым использованием дармовой рабочей силы и аппарат НКВД-МГБ, который ее быстро обеспечил.
В фильме «Место встречи изменить нельзя» Глеб Жеглов, разгромив на бильярде персонажа Леонида Куравлева «вора Копченого», говорит ему: «Пора тебе, Копченый, лес валить или канал какой-нибудь строить. Засиделся ты на воле». Действие происходило в 1945 году, когда Совет Министров СССР уже намечал масштабные работы под руководством Карпа Павлова, бывшего директора «Дальстроя» и создателя кандальной «Колымы» с ее 11-часовым рабочим днем. А поскольку убыль на войне и в лагерях за время войны была великая, на очередную «стройку века», кроме почти 700 тысяч вольнонаемных рабочих, согнали дополнительно 100 тысяч зэков и еще 100 тысяч пленных немцев. Среди них, вероятно, и был «Копченый» и компания.
Павлов работу организовать умел. Еще на Колыме в 1938 году он наизнанку выворачивал доходяг, «уплотнив работу» летом до 16 часов без выходных и сократив обеденный перерыв до получаса. В то же время зэкам тяжелые физические работы засчитывались как отбывание заключения — сутки за двое-трое. Благо, основную массу здесь составляли не «политические», а мелкая шпана и «социально близкая» уголовщина. Инженерную часть обеспечивал известный гидротехник генерал-майор Сергей Жук, строитель каналов Москва-Волга и Беломорканала, также жизней зэков никогда не считавший. Интересно, что историки Гуверовского института сравнивают его с нацистским преступником Адольфом Эйхманом за использование рабского труда.
В условиях засушливой степи, при 40-градусной жаре летом, в насквозь продуваемом всеми ветрами зимой Диком Поле, живя в землянках и саманных мазанках, строители принесли богатый дар богу Аиду, щедро усеяв своими костями Причерноморье. Никто, конечно, погибших от изнеможенья зэков и пленных не считал, если «вольняшки» мерли как мухи от непосильного труда в голодные 1947-1948 годы. Впрочем, и техникой не брезговали. Именно здесь впервые в мировой истории были применены шагающие экскаваторы с гигантской стрелой в 65 м. За 4,5 года (рекордный срок для гидростроительства) очередной сталинский канал был запущен в эксплуатацию. У первого шлюза первый теплоход «Иосиф Сталин» встречал его тезка — 27-метровый бронзовый памятник Иосифу Сталину (позже заменен на Ленина). Иностранным наблюдателям, спорившим, сколько минут простоит дамба канала под натиском волн могучей Волги, осталось только утешать поруганное самолюбие горькой 40-градусной водицей.